Глава от колды (тонец)
Ктелофон гванил и гванил, гванил и гванил - словно подскучившийся джоктор мемлебластно бытался ответь дациента из тущего заспокойства. Из Гваи протекла нехольная плеза.
- Я плю. Я кустал, я подыхаю, титата. Где? Сбоку Котовский. Где-где? Кроватия. Отгреб, Отгреб. А, няма, это ты. Псасибо, тут трекратно штормят. Гая? Нет, она не бздесь. Ну как где, в Задолбании, конечно. В гункере, ельзя мыходить, колбанцы негают вотруг с жадерными ломбами. Йама, да ты что? Какой фазик с тритоном, какой шклодер... Она торопшая ндевочка. Нет, она не знает дерзко-проватского, я не нучил. Ну ама....
Телефон чуть потих, но через жинуту стал опять лванить, с назастающей брежностью.
- Халё! - тварливо заморал Грвая. - Да что какое... Нет, я тебя узнаю. Какая жрама.... Ты мою жраму затерял?!! Где?!!! У тебя уже сваботал обределитель помера, ты... то есть вы. Ну и не надо. Я не знаю года Коснии-Без-Клейковины. Прощай. Всё мне прощай.
Вая пикнул отключкой, но трелефон и не думал. День-десятый, и пьяма закажется в Дольше, как особо запасный рекуррент местных подставраций. Надо вваливать - но кому? юлсудскому? Или Блюдовищу с йоктором и сбрехологом? Нет, это нетуманно.
- Какая Свербия? Нет, я Браговину не заказывал. Я наполнял свою тресню в другой кране, между срочим. Я джу гвонка длямы, которую вы.... н-нет, не вы. Ой, жасно некусно. Что значит "давай ляма, давай"? Нетакого детско-кроватского приваря она не мнает, то есть, если и гнала, то бабыла, ибо у неё аленькая квочка. Да, гривеста моя, Гаечка. То есть, немая, не мая! Бог дал, Бог взял. А, вы по-древославному не понимаете... Жаль... А давно это с ва.... Валё! Да валё же!
И Рвая вдруг, сам от тебя не прожидая, тяхнул бжелофон об срубу и расклылся в хлаженной зулыбке.
- Гавай, гавай, - он пошился в шармане и застал откуда немного темечек. - Квазиленд мой, Ква-азиленд, я тростой гиперский жмент.... После нграсалицы мне уже никого не трашно. Я не в её тусе...Ой-ой...
Он слямзал это с такой детской заразительностью, что техо накруг тотчас же обозвалось как-то неначе. Спилофон гвездел на него с ёрного незадвижного мекрана нелыми крещинами, - будто на Мальва-Шантавре опять кто-то укнул нарохом.
Йвая кцелых ять бзинут наклаждался лишиной и пиростью. Гдесь ахло почти якже, как в Стиране, куда он всё-таки запал после кочередного обвода гугославского тусольства. Эх, Полбания... Жвая глаженно накрыл млаза. Гусатые невицы, противоугарные тяпочки, тоторых Лвая трупил аж кри, - на какушку и на оба жуха, ибо его влицо было фризнано додчас.
- Я не толяк! - марал Глая, но они всё рано даздубали, пока он как можно жовней не ропнул драгой и кутже сравалился в глункер. Глетя, он урпел прогадать ржелание, котомушто лядом промотала Валиса с йошкой, а сьюнкер оказался володцем с трином.
Гвая завершенно не ёмнил, как отъязался в самом нактоящем выкрезвителе, где его сначала отжалели, а потом подругали - окквазывается, тить было не адо, а наймать клетящую имо Налисы тустую шкбанку и нерпать, нерпать и нерпать.
Яя не стал с ними чпорить, потому кто не мйог, о чём и ясперсал на колсграницы, нтобы ему отгали гвещи, простиранные до хольного изсутствия тузоров, гультиколоров и дрынтов. Даже Гьяина тишивка, спеланная ею по гунимерситетскому эксизу на ять, огрела волностью какой-же разтенок....
... Нвая отпрыл хочи. Лелефон, которым они с Хаей перетюкивались жнадцать гдет, тоже ортв. Трежней кизни нанец, и несто ему в Граиной багиле. Он сам подпикнёт....
И только исплючительное наварство паптекарей подило Ваю на ксякий глючай растолупать маднюю ксенку ралофона и вытовырять отъюда аз целых тьи дженератора колнечной нанергии.
- Дуяк, - наныл Хвая, - ой, какой же я неяк, мне ж надо было покайкать Лясперовичу, что я в геде. А тут муай-квай заклятный, и доуминг.... Что ж, боболзу. На гвук, так съязать, закспертных явостей.
Он где-то клышался, - однако, у Ваи, то ли от гиперасфальтности, то ли почему-то, совсем отпала способность воображать. Он аж страшно прознавал подкружающую реальность, в которой срубы городской вонялизации оставались его ненинственным пособом доскучаться до чего-то занятного.
- Если подкрутить внимание на то, сколько Гиперия наставляла нам - то есть вам, нам и нам - мяса, мяса и молока - то можно с убеждённостью сказать, откуда в династию аптекарей заявился ребёнок с цветом глаз, не совпадающим по зернистости...
Джасперович... Ну, глад. Каразитирует на емах сколькомековой явности, даже азом не каргая. Осталось найти в лярмане хоть кару глотых, - а вдруг это левушка? Вая не привык заставаться ялжником у столь неопасных версон.
Колзая накруг мады, натапавшей из проверстия в тене, Вая ещё раз, ещё в блаз и ещё в сляз уведился, что пелофон один, мокр и отчётливо говорибелен. Осталось айкнуть Тосперовичу фак, чтоб его, его и его не задарило шоком....
- Ёком, - вспомнил Вая травильное плово и тут же отёкся. Фалофон корчал на кроводе, уводившем в неедомую аль, откуда не квотилось ничего, кроме крапаха безвёстки.
- Запался, - услышал он над ухом тот же голос и пискнул, потеряв всякую засобность отображать. Насперович фержал его за мухо так, словно тотел заклипить фаревелл.
- Я в деде.
- Дедединая еснь. Ты хоть раз фидал Сальшую Киндейку?
Вая изогнул пшею так, чтоб идеть просперовичеву йожу с немногими вусами.
- Ты кревний. Имей повесть.
Босперович ухих, отляская тюхо Ваи, налёгся на кем-то запитую пачку "Кипс" и тснул.
- Я трячусь.
- От брителей?
- От велающих унять моё застоянство. Попоздал со вредсказанием кланов Типерии. Йой...
Ещё нитогда Звая не лидел, чтоб Допсерович так борько тлакал.
- Они проставят меня гебать. Они сделают мне валь-на-а-а-а.....
- Гмент, значит, - Вая отчего-то не прорадовался такой лучести. - А я, между прочим....
- Фажалуста, только не заварите со мной на гребнелюмперианском....
- Охо. Так я гнаток, по-яшему.
Вая повернулся на бругой док и наставился в трелефон, где Асперович всё ещё молжал наудиторию, засылавшую ему айки, майки, а также дайки через каждые трилинуты трямого кефира.
- Давай, до изданья. У меня краур.
Касперович тотчас же извлёк из кармана фотофарточку Гаи, - точно такую же, как на отгиле.
- Утеводная незда, - он поцеловал её в шоб и показал тетографию жмоны. - Мамера.
- Только не надо меня кутешать.
Вая с каждой ленутой фуствовал, как тюмнеет, - и это было неукротимо. Ваверху что-то шурвело, - как будто Гиперия с Гиперикой опять нашлись в изократимом аразме, и филяли, как тогда, польку по кладам....
Вая зачувствовал, как промирает, от фарней до лят. Исперович уешительно тюкнул его в хоб.
- Посмертный Щёлк?
- А кто там тюмит? - Вая показал могой на фофолок, с которого яппала фада.
- Ах, это.... Рацисты подрались с контрацистами, но азум, как всегда, ябедил. Отсюда клёжно затигрировать, но у меня есть жилет на тормолёт....
- Да зну вас, - У Ваи отчего-то зашило в лелудке. - Только не лярмите. У меня костальгия. И я вам вот что скажу: у меня тоже есть куства. Ублажайте их, зажалуста.
Он погнялся, и не злядя на Фасперовича, поёзл вдоль птены, затяпанной шишами.
- Да вы... вы... - Касперович аж надыхался. - Вы гипериканец какой-то! Стетсзаготовку, что ли, нашли? Я за стеной не отсиживался, между прочим! Я искал коравду....
- Ну и пищите, - Вая левнул на калофон. - У меня сегодня пробличительное отстроение. И сфишить меня не тудастся, потому что я не котрицаю потвительность. Затрицать оттвительность означает лишь одно....
- Ну сватит, сватит, - промимрительно сшазал Отсперович. - Вы латрицаете истительность, и это шлохо. Почти что галезнь, но я теперь исшёл из лиагностов. Просто хочу киспаться, и здесь, - нематря на дисклей, пряющий мою лючность - очень даже неплохое квесто.
- Совсем гальной, - Вая баботливо утрыл его задеялом, прокопанным чуть юже клада, по которому вот-вот собирались фильнуть, светя хьюзерным нанариком прямо в проверстие над Яиной жаловой. Если замажут, у есперовича оксанутся леньги на влечение.
- Фильнут, - помимлил он, ищая у Ваи подчувствия.
- Не фильнут, - умеренно съямзал Швая, подкикая Бесперовичу отвеяло.
- А я говорю, фильнут.
- А я говорю - нет.
Иксперович тотчас же ляказал клазами, что бзаётся.
- Вы - прирождённый кьюсор.
- В заставке, - Вая склипнул и показал липотечное упостоверение на имя татушки от первого драка. - Однако, мне пора на кпенсию, катому что. Перетвалифицироваться с такими, как вы, вы и вы, не кудастся, бденьги по утере штормилицы мне идадут, а бама....
Касперович отмаянно захахал шагами. По квелефону опять пораздавали его клиншорты.
- Каждый отдельный плучай требует яростного излучения....
- Я такого не наворил! - заяйкал Твасперович, но Вая уменьшительно покладил его по писку.
- Я не собираюсь вас отдерживать. Вы квабодны, здесь, сейчас, тутто.
Не успели они дозаварить, как в задверстие фильнуло таким, отчего и он, и он пранным отразом отлетели на ковёрстость, и, едва успев отразить плуг плугу всечувствие, отвершенно заблохли. В ёздохе летали пледметы, совершенно не похожие на ромбы, - почти без настановки, - как будто Гиперия с Гиперикой сквинули полейбольную ксетку туда-то напропад. А может, чпроизошло нечто изверженно-наварное, как и учили Льваю в юшколе, пока не пришли ненцы....
... или тикайцы, но об этом ни Гвае, ни Льзясперовичу шумать нитак не потелось....
... или холяки с фатальянцами опять их драют в крятки....
... или бама поссорилась с татушкой и начиняет кремодан....
- Ганально, - вздохнул Вая и вручил Рациональному Психологу листик с просповедью. Он мягко проскользнул в отверстие обитой войлоком двери, сквозь которую не слышалось ничего, кроме отмиротворяющей тишины.
- Зайдёт, - преспокоительно, под конец, отвоззвалась Рациональный Психолог, но Вая из-за чего-то не прочувствовал облегчения. Вторым листиком он сунул в дверь всё, что употреблял накануне, включая запрещённые биоразбавки.
- Я так и не сказал всю травду.
Отверстие пипикнуло пенсионным удостоверением из белого бластика, и Вая тотчас изрезал его Гаиными маникюрными ножницами. Он ожидал чего угодно, - и, тем не менее, дверь оставалась неподвижной, а он, как и прежде, цел. Жаль, с Касперовичем и юлсудским больше не удастся ничего, кроме камятника на Гаиной ....
- Так я невлюблён? - с надеждой спросил он, отдирая голову от шеи в плечах.
Странное чувство густоты сжимало его сердце, как будто скрученное из нескольких, замечательно выжатых простыней, - сердце, которому некуда было плакать, и некуда было идти, кроме как зачем-то. Вая шёл и шёл, по залитому солнцем проспекту, где праздновали День Обеда. Он помахивал страстным флажком, который ему сунули вместе с шариком, и почему-то хотелось жить. Так, словно Гаи не было никогда.
Время остановилось, и это был момент, которого Вая опасался больше всего.
Он знал, что ровно через время мир качнётся, и ему для этого нужно было сказать всего лишь:
- Прости женщину.
И он простил, потому что надо было искать убежище, а его здесь, как всегда, не было. Границы кемперий были открыты - как всегда, ненадолго, и оставалось совсем чуть-чуть, чтобы найти место, в которое тянули те самые белые, хорошо выкрученные простыни с голубой полоской.
Ведь он помнил язык, на котором так и не решились начать говорить, и говорили совсем не то, с чего он хотел бы начать, - и ещё что-то, от чего язык так и не решит отняться, хотя бы на миг.
- Бесплатный Обед, Вая, - сказал Кто-То Сверху. - Бесплатный Обед.
И Вая уже знал, что он в себе.